Воспоминания фредерикса. Графъ Владимiръ Фредериксъ - первый почётный житель Ново-Николаевска ©. Назначение барона Фредерикса

- (1838 1927) российский государственный деятель, генерал от кавалерии, граф. С 1897 министр императорского двора. После 1917 в эмиграции … Большой Энциклопедический словарь

Русский государственный деятель, граф (1913), генерал адъютант, генерал от кавалерии, член Государственного совета (1905). Из прибалтийских баронов. Крупный помещик. В 1891 93 управляющий придворной конюшенной частью. С… … Большая советская энциклопедия

- (1838 1927), граф (1913), государственный деятель, генерал от кавалерии (1900). С 1897 российский министр императорского двора, один из ближайших сановников императора Николая II. После 1917 в эмиграции. * * * ФРЕДЕРИКС Владимир Борисович… … Энциклопедический словарь

Фредерикс (барон Владимир Борисович) генерал адъютант, генерал лейтенант. 18 лет поступил в военную службу; был командиром лейб гвардии конного полка, затем первой бригады первой гвардейской кавалерийской дивизии; с 1893 г. товарищ, с 1897 г.… … Биографический словарь

Род. 1838, ум. 1927. Государственный деятель, министр Императорского двора. Генерал от кавалерии. После Октябрьской революции эмигрировал …

Фредерикс в форме лейб гвардии кирасиров, фотография Карла Буллы (Царское Село, 1913 год) Владимир Борисович Фредерикс (16 ноября, 1838 5 июля, 1927) российский государственный деятель, граф. Потомок шведского офицера, взятого в плен русскими… … Википедия

Фредерикс в форме лейб гвардии кирасиров, фотография Карла Буллы (Царское Село, 1913 год) Владимир Борисович Фредерикс (16 ноября, 1838 5 июля, 1927) российский государственный деятель, граф. Потомок шведского офицера, взятого в плен русскими… … Википедия

Генерал адъютант, генерал лейтенант. 18 ти лет поступил в военную службу; был командиром лейб гвардии Конного полка, затем первой бригады первой гвардейской кавалерийской дивизии; с 1893 г. товарищ, с 1897 г. министр Императорского двора и уделов … Большая биографическая энциклопедия

Фредерикс, Фридрикс: Фредерикс, Александр Александрович Тамбовский губернатор в 1879 1889 годах. Фредерикс, Александр Андреевич 4 й (1778 1849) генерал лейтенант, начальник 2 й гренадерской дивизии. Фредерикс, Борис Андреевич… … Википедия

Министр двора, «старый джентльмен»

Эта книга не посвящена политической истории России. Поэтому я не буду касаться общих проблем взаимоотношений царя со своими министрами, людьми, ответственными за внутреннюю и внешнюю политику страны.

Я уже говорил выше об отставке некоторых министров, вызвавшей недовольство и критику в обществе. О положении дел в империи царь судил по докладам своих министров. Но откуда ему было брать необходимые данные, чтобы судить о том, каковы сами министры? Много говорилось о том, что именно окружение царя поставляло ему сведения, на основе которых он формировал свое мнение. Однако влияние этого окружения очень часто преувеличивалось. Чтобы показать, как все было на самом деле, я буду придерживаться того же плана, что и при описании великих князей в предыдущей главе, и попытаюсь дать характеристику всем тем, кто непосредственно общался с царем.

Я должен начать с графа Фредерикса, министра двора, или «старого джентльмена», как называла его царская чета. Царь и царица прекрасно видели, с каким усердием он выполнял свои непростые обязанности. Некоторые из них, особенно те, которые касались взаимоотношений царя с членами императорской фамилии, были исключительно сложными и требовали особой деликатности.

Назначение барона Фредерикса

Граф Фредерикс был потомком пленного шведского офицера, отправленного на поселение в Архангельск. Один из предков графа был придворным банкиром при Екатерине II и получил титул барона. Отец Фредерикса был военным, в начале XIX века участвовал во взятии Парижа, а потом долгое время командовал 13-м Эриванским полком на Кавказе. Он закончил службу в качестве генерал-адъютанта Александра II.

Фредерикс – в ту пору барон Владимир Борисович Фредерикс – начал свою карьеру офицером лейб-гвардии Конного полка. Александр III назначил его управляющим придворными конюшнями, а потом – помощником министра двора. Министром тогда был граф Воронцов. После трагедии на Ходынском поле граф Воронцов подал в отставку – его обвинили в том, что он не принял должных мер для обеспечения безопасности публики. Однако царь считал, что министр ни в коей мере не виноват в случившемся, и попросил его остаться.

Однако Воронцову все равно пришлось расстаться со своей должностью. Он знал Николая II с младенческих лет и относился к нему покровительственно, как человек старшего поколения. Сам Николай находил такое отношение совершенно естественным, но молодой императрице это не нравилось. Она не могла допустить, чтобы граф Воронцов обращался с ее мужем как с равным. Однажды, когда у графа и в мыслях не было оставить свою должность, он получил письмо, в котором сообщалось, что его отставка, «о которой он столь часто просил его величество», принята; позже его отправили наместником на Кавказ.

Фредерикс занял место своего полкового товарища, сначала как временно исполняющий обязанности министра, а потом и как министр. Это назначение вызвало при дворе многочисленные толки. Фредерикс не принадлежал к высшей аристократии, и никто из членов его семьи не служил при дворе, за исключением отца, генерал-адъютанта. Было ясно, что царь назначил Фредерикса на этот пост за его простоту, такт и безраздельную преданность царской семье. Граф исполнял эту должность вплоть до момента крушения монархии.

Граф Фредерикс (он получил этот титул от Николая II) был очень богат, и это помогало ему сохранять независимость среди интриг и происков людей, окружавших его.

Некоторые упрекали его в скупости, на самом же деле он был просто педантичен в своих тратах. Он категорически отказывался давать взаймы деньги тем людям, которые не могли ими правильно распорядиться. Но я знаю, что, когда граф считал это необходимым, он шел на такие траты, которые были непомерными даже для его сказочного богатства.

Я вспоминаю случай с Э., исключительно богатым человеком, занимавшимся ростовщичеством. Этот господин попросил графа Фредерикса разрешить его сыну отслужить воинскую повинность в полку Конной гвардии. Граф согласился, но предупредил Э., что его сын никогда не сможет стать офицером в этом привилегированном полку. Через год молодой Э. успешно сдал экзамен на офицерский чин в гвардии. Его отец снова явился к графу Фредериксу и попросил, чтобы сына приняли как равного в офицерскую семью. Фредерикс, будучи командиром этого полка, как можно мягче и деликатнее отказал ему. Тогда Э. заявил, что все векселя, подписанные офицерами этого полка и хранящиеся у него, завтра же будут опротестованы. Это означало, что те офицеры, которые не смогут оплатить их, вынуждены будут подать в отставку.

Фредерикс указал Э. на дверь. Потом он послал за офицерами полка и спросил их, сколько они должны Э. Сумма, если я не ошибаюсь, составила около 79 тысяч рублей – огромные деньги по тем временам. После этого каждый офицер получил из рук Фредерикса чек, позволивший ему избавиться от долга. Молодой Э. был переведен в другой гвардейский полк.

У Фредерикса

Я прекрасно, словно это было вчера, помню свое первое посещение моего старого полкового товарища. Это произошло двадцать лет спустя моего ухода из полка. Теперь же я явился к нему в новом качестве – как руководитель дворцовой канцелярии.

Дом, где жил граф, находился на Почтамтской улице, напротив конно-гвардейских казарм. Эти казармы занимали огромную площадь в центре столицы. Внутри находился плац, окруженный с трех сторон желтыми с белым домами.

Граф Фредерикс упорно отказывался переезжать в другое место. Графиня часто жаловалась на тесноту, имея в своем распоряжении всего лишь пять небольших гостиных. Она мечтала о большой зале и хотела жить в прекрасном особняке, который двор, согласно закону, обязан был предоставить министру.

– Да, – отвечал граф своей жене, – это позволило бы нам устраивать большие приемы, как делают все другие министры. Зато, когда меня уволят в отставку, тебе не придется переезжать, и ты по-прежнему будешь принимать своих друзей в пяти маленьких гостиных. Неужели ты не понимаешь, что лучше быть спокойным за свое будущее, чем устраивать большие приемы!

Спокойное будущее! Граф и представить себе не мог, что во время революции его дом будет разрушен первым и никто из его сотрудников после 1917 года не будет иметь обеспеченного будущего!

Войдя в обширную комнату, в которой граф устроил свой кабинет, я увидел, что в ней ничего не изменилось – все осталось на своих местах, как и двадцать лет назад. Только на стене появилась большая картина – прощальный подарок офицеров полка, которым командовал граф. Она изображала вид на плац, открывавшийся из окна, на котором в парадном строю выстроились конногвардейцы, в сверкающих касках и кирасах. На первом плане стоял граф Фредерикс, беседующий со своими офицерами.

Большое кресло стояло там же, где и прежде, – у окна, напротив располагалось другое, для посетителей. Между ними стоял столик, за которым Фредерикс работал. Стол тоже не изменился – подарки и портреты императорской семьи стояли на раз и навсегда отведенных местах.

Я сел во второе кресло. Отныне я был правой рукой графа; своей левой рукой он называл графа Гейдена, начальника военного секретариата императора.

Рабочий день министра

Граф Фредерикс начинал свой рабочий день часов в десять утра. Первым в его комнату входил я. Я вскрывал письма, лежавшие на его столе. Обычно это были прошения о пособии. Граф желал знать, почему та или иная вдова или сирота просит его о помощи. У меня имелась возможность пропустить эти прошения через обычные официальные каналы, однако это вызывало определенные трудности. Граф был очень чутким и добросердечным человеком и настаивал на том, чтобы я подробно рассказывал ему о каждом деле; он был очень педантичен.

Разговор тянулся неспешно. Иногда министр вдруг прерывал меня:

– Смотрите! Они идут строем (плац конно-гвардейского полка, как я уже говорил, располагался как раз под окнами графского дома), а третий человек справа сильно затягивает поводья и напрасно нервирует лошадь. А этот дурак командир ничего не замечает… Но вернемся к нашим делам. Я знаю, что вы тоже очень опытный кавалерист.

Граф закуривал свою огромную утреннюю сигару, и мы переходили к более важным делам, в первую очередь к отчету, который Фредерикс должен был представить его величеству. Граф обладал даром писать отчеты в такой форме, которая не раздражала царя. Я тоже со временем овладел этим непростым искусством.

Министр взял себе за правило рассказывать мне все, что его величество говорил во время чтения отчета; это помогло мне хорошо изучить желания государя. Министр знал, что может полностью положиться на мое умение хранить тайны. Со своей стороны он просил меня никогда не пересказывать ему слухи и истории, ходившие в городе и при дворе.

– Я прозрачен, как кристалл, – говорил он, – и виден весь насквозь. Я ничего не могу скрыть. Я умею хранить тайны, касающиеся государственных дел, но о слухах могу проболтаться, поэтому мне лучше вообще ничего не знать.

Другой моей обязанностью была передача замечаний и выговоров графа его подчиненным; он боялся, что зайдет слишком далеко и скажет больше, чем намеревался. Зато свои похвалы или поздравления он высказывал лично, причем делал это с таким тактом, что я не мог удержаться от восхищения.

Вскоре сигара выкуривалась до конца и подготовка отчета завершалась. После этого граф подписывал бумаги, которые приносил я. Фредерикс считал, что те из его коллег по министерству, которые ставили вместо подписи какие-то закорючки, обладают дурными манерами. Для него начертание своей подписи было своеобразным ритуалом. Он писал свою фамилию обычной ручкой, а затем подчеркивал ее красивым росчерком, сделанным гусиным пером. Конечно, все документы, на которых стояла подпись графа, были очень важными, но необходимо также, чтобы последующие поколения смогли оценить совершенство каллиграфии. В те дни, когда делались новые назначения, граф подписывал не менее сотни бумаг, и с моей стороны, должен признаться, требовалось огромное терпение!

Мои утренние обязанности заканчивались к часу дня. Пообедав в кругу семьи, граф шел к своему парикмахеру Пьеру на Большой Морской. Посещение этого петроградского Фигаро являлось частью неизменной ежедневной программы; граф брился только у Пьера, и нигде больше.

Остаток дня проходил по такому же раз и навсегда заведенному распорядку. В три часа министр встречался с одним из руководителей Департамента двора и с теми людьми, которые удостоились чести быть принятым им. Вечера, если не было никаких срочных дел, посвящались семье, если же случались дела, то Фредерикс около десяти часов вечера посылал за мной, и мы вместе работали, иногда засиживаясь допоздна и подкрепляясь бутылкой хорошего бордо и сухарями. К концу жизни жестокие доктора запретили графу это невинное удовольствие.

Министр и царь

Фредерикс докладывал царю дважды в неделю. Он посещал государя в субботу утром и проводил у него час, вторая аудиенция, продолжительностью полтора часа, назначалась на четверг.

Но граф встречался с их величествами гораздо чаще. Когда император жил в Царском Селе, Фредерикс получал приглашения каждые два-три дня – либо на обед, либо на прием или инспекцию того или иного полка. Его также регулярно приглашали на все семейные праздники, дни рождения детей, на рождественскую елку и тому подобное.

Вернувшись из дворца, министр тут же посылал за мной, чтобы передать повеления его величества. Было очень трогательно слушать рассказы Фредерикса о том, какими милостями осыпали его царь и царица.

Если болезнь мешала министру приехать в Царское Село, то императрица посылала ему небольшие подарки – что-нибудь, изготовленное ее собственными руками. К ним прикладывались записочки, в которых их величества желали ему скорейшего выздоровления. Никто, кроме императора, не обращался так с графом, и я уверен, что никто, кроме Фредерикса, не ценил так высоко подобные знаки внимания.

Подарки и записочки еще несколько недель спустя были предметом разговоров в кругу семьи.

Царь очень любил беседовать со своим министром двора. Фредерикс был единственным человеком, которому император рассказывал, как трудно ему общаться с министрами и великими князьями. У графа был особый дар находить решения, которые устраивали всех. Царь, застенчивый и замкнутый, вменил Фредериксу в обязанность сообщать о его недовольстве тем, кто его заслужил. Это была одна из самых тяжелых обязанностей графа.

Царь знал, что министр двора – человек твердого характера, благородных идеалов и высоких принципов. Он знал также, что министр безраздельно ему предан. Царь ценил и ту деликатность, с которой Фредерикс сообщал ему правду, подчас весьма неприятную. У графа был особый дар щадить чувства своего повелителя. Он никогда не вмешивался в дела, не входившие в круг его обязанностей, если царь сам не спрашивал его мнения.

Что касается меня, то я всегда восхищался графом – это был начальник, наделенный деликатностью и шармом. С ним я потерял своего лучшего друга.

Политика министра

Будучи монархистом по убеждениям и свято веря в необходимость порядка и дисциплины, Фредерикс считал, что Россия должна поддерживать хорошие отношения с Германией. Пруссия, по его мнению, была последним оплотом монархической идеи – мы нуждались в Пруссии не меньше, чем она в нас. Он допускал, что сблизиться с Францией Россию вынудила политика Берлина. Но наше сближение с республиканской страной имело целью заставить кайзера осознать недальновидность своей внешней политики. При этом Фредерикс был убежден, что союз с Францией ни в коей мере не должен ослаблять династические связи Берлина и Санкт-Петербурга.

– Ни Франция, ни Англия, – сказал он мне однажды, – на помощь нашей монархии не придут. Они будут только рады, если Россия станет республикой. Они прекрасно знают, что случилось с Самсоном, когда Далила его остригла.

Когда Извольский убеждал его величество отправиться в Коуз, Фредерикс объяснил царю, что этот визит может навеки рассорить нас с кайзером и привести к войне, которая будет одинаково опасной для обеих династий. Когда же поездка была решена, он долго говорил мне об опасности, угрожавшей России; он считал, что Британия никогда не станет верным союзником России, и предсказывал неисчислимые беды, ждущие нашу страну.

– Я – не профессиональный дипломат, – не раз говорил он мне. – У меня нет необходимых материалов для опровержения оптимизма Извольского. Да это и не входит в мою компетенцию. Но инстинкт, а также рассудок подсказывают мне, что этот визит исключительно опасен. Извольский попадет в беду из-за своей англомании. Когда меня уже не будет в живых, вы убедитесь, что ваш старый друг был прав. Нас втянут в войну, в которой Германия станет нашим противником.

До самого последнего момента перед объявлением войны Фредерикс поддерживал царя в его стремлении сохранить мир с Германией и Австрией. Но как только военные действия начались, он полностью подчинился монаршей воле. Его рыцарскому характеру претила сама идея сепаратного мира. Он первым выразил протест против нарушения международных законов и бесчеловечных методов ведения войны, применявшихся нашими противниками.

Его болезнь

С 1913 года Фредерикс стал часто страдать небольшими кровоизлияниями в мозг. После них он часто полностью терял память – то на несколько часов, а то и на несколько дней. Люди, видевшие его во время этих приступов, составляли себе совершенно ложное представление об умственных способностях министра двора.

Он понимал, что должен уйти в отставку. Несколько раз он просил царя отпустить его. Но царь не хотел обижать старика, уволив его со службы. Следует также отметить, что государь не мог найти человека, который способен был бы заменить Фредерикса; он вел со «старым джентльменом» долгие разговоры на эту тему. Граф предложил вместо себя князя Кочубея, и тот, несомненно, получил бы этот пост, если бы не отказался от него наотрез.

Фредерикс стал свидетелем гибели империи, будучи уже полным инвалидом, очень страдавшим от постоянных кровоизлияний. Я имел с ним долгий разговор в Петрограде в начале ноября 1917 года; он рассказал мне, какую роль довелось ему играть в трагические дни марта 1917 года.

– Вас тогда здесь не было, был только Воейков, который пытался разъяснить мне ситуацию, но я не особенно ему доверял. С Орловым (бывшим руководителем военного секретариата царя) я встретиться не смог. Я не ожидал, что революция разразится сразу после отречения, не ожидал этого и сам царь. Я полагал, что императорской семье разрешат жить в Ливадии. Но я снова и снова повторял, что идея отречения вызвала у меня инстинктивный протест. Я говорил, что отречение приведет к кровопролитию, кровопролитию не меньшего масштаба, чем потребовалось бы для подавления революции. Я умолял царя не отрекаться от престола.

Содержание : Отношение Фредерикса к вопросам общей политики. Отношение к войне. Немецкая партия при дворе. Влияние Распутина, Вырубовой и Воейкова. События конца февраля. Отношение бывшего царя к обсуждению политических вопросов. Отношение прислуги Фредерикса к отбыванию воинской повинности. Дело Сухомлинова. Андроников. Союз русского народа. Служебный стаж Фредерикса.

Председатель. - Граф, будьте добры занять место. Вам известно, что вы в заседании Чрезвычайной Следственной Комиссии, которой предоставлено право прежнего первого департамента государственного совета истребовать объяснения от высших должностных лиц первых 3-х классов? Вы не в следственной коллегии, вы допрашиваетесь не в качестве обвиняемого и не в качестве свидетеля, а от вас требуются объяснения, которые, судя по материалам, которыми мы располагаем, вы можете дать. Вам ясно ваше юридическое положение?

Фредерикс. - Ясно.

Председатель. - Ваше имя и отчество?

Фредерикс. - Владимир Борисович.

Председатель. - С какого времени вы изволили занимать должность министра двора?

Фредерикс. - С 1893 года я был помощником у графа Воронцова. В 1897 году граф Воронцов ушел совсем, и я все время занимал это место. За это время мне удалось также увеличить капитал уделов на 116 миллионов, которые поступили теперь в собственность государства. Было 100 миллионов, а в последний год я отложил еще, т.-е. князь Кочубей мне представил 16 миллионов. Прежде обыкновенно был дефицит до миллиона, до полутора миллионов - передержки по разным расходам министерства; а за последний год я откладывал миллион, полтора.

Председатель. - По должности министра двора вы имели доклады у бывшего императора?

Фредерикс. - Конечно.

Председатель. - Эти доклады касались исключительно двора и уделов, или они касались также и общих политических вопросов?

Фредерикс. - Когда я был назначен, государь начал со мной говорить, но я доложил его величеству, что убедительно прошу меня от этого уволить. Я ни разу не был в совете министров, потому что у меня столько дела было своего, такая громадная была администрация, что для меня было достаточно, в мои годы в особенности, и того, что у меня было; и в дела государственные я не вмешивался.

Председатель. - Вы были в добрых отношениях еще с отцом отрекшегося императора, с Александром III?

Фредерикс. - С Александром II.

Председатель. - Даже и с Александром II? Так что и независимо от вашей должности, вы сохранили личные отношения с отрекшимся императором?

Фредерикс. - Личные и дружеские отношения с кем?

Председатель. - С императором, который отрекся от престола.

Фредерикс. - Он со мной об этом не советовался, потому что, если бы он советовался, я бы ему этого никогда не посоветовал.

Председатель. - А что бы вы посоветовали?

Фредерикс. - В такое время, как теперь, надо быть, по возможности, дружнее, мне так казалось. Я ему часто говорил, чтобы он, ради бога, Распутина прогнал; на это его величеству угодно было мне сказать: «Вы, граф, мне неоднократно говорили, что у вас и без вмешательства в дела политические достаточно дела; потому, вы этого вопроса не касайтесь, это мое дело».

Председатель. - Вы признали, что у вас были добрые отношения; быть может, вам приходилось давать государственные советы бывшему императору не при докладах, а во время ваших встреч?

Фредерикс. - Я никогда бы этого себе не позволил, и государь этого не допустил бы. Государь не любил, когда к нему без спроса обращались, и я мог мало принести ему пользы, в виду того, что я не был в курсе дела. Я ни разу не был в совете министров, я даже не знаю, где он собирался. Он меня никогда в совещания свои не вводил, потому что я постоянно говорил, что у меня есть свое дело, и я не вмешиваюсь; если вы меня что спросите, что же я вам отвечу, когда я не знаю?

Председатель. - Но, занимая один из высших постов в государстве, вы все-таки имели свои взгляды на ход политических событий и на направление государственной деятельности?

Фредерикс. - Нет. У меня начинались занятия с 10 часов утра, и с утра до ночи я был постоянно занят, но не вопросами государственными, а вопросами довольно важными для интересов государя, потому что я все, что касалось министерства двора, и никого не допускал, просил, чтобы никто не вмешивался, чтобы - руки прочь. Я никогда не вмешивался в чужие дела, но просил, чтобы это было обоюдно.

Председатель. - Как часто происходили ваши встречи с бывшим императором?

Фредерикс. - Я его видел в те дни, когда были доклады. У меня прежде были доклады два раза в неделю - по вторникам и субботам, а потом, в виду того, что приходилось ездить в Царское Село, я просил разрешения государя приезжать с докладом только по субботам. Я приезжал по субботам и имел доклад у государя в 11 часов. Потом государь всегда говорил: «хотите (это было его всегдашнее выражение) с нами позавтракать?» Я говорю: «Очень счастлив».

Председатель. - А в другие дни вы присутствовали за высочайшими обедами и завтраками?

Фредерикс. - Да.

Председатель. - И во время поездок государя вы его сопровождали всегда?

Фредерикс. - Всегда.

Председатель. - Значит, в последний год, когда бывший император был часто в отъездах, вы были при нем?

Фредерикс. - Я был в поезде в своем отделении, занимался своими делами и ходил к государю, когда у него был доклад или вопрос, касающийся путешествий. Одним словом, мое положение было положение министра двора: министр двора, это - управляющий; я управлял его имуществом.

Председатель. - Как вы смотрели на войну?

Фредерикс. - Как на большое несчастие.

Председатель. - Но вы считали, что ее следовало вести?

Фредерикс. - Этого я не могу вам сказать, потому что я не был в курсе всех переговоров и всего того, что я слышал. Кто начал - государь наш или германский император - я не знаю; я люблю, когда о чем-нибудь сужу, быть в курсе этого.

Председатель. - Значит, по вопросам войны и мира вы не давали никаких советов бывшему императору?

Фредерикс. - Я не позволил бы себе этого сделать, потому что у меня никакого мнения нет.

Председатель. - Так должно было быть, но, может быть, в действительности было несколько иначе, т.-е., вы были негласным советчиком бывшего императора по такого рода вопросам?

Фредерикс. - Никогда. Государь даже на это смотрел неблагожелательно, он мне часто говорил: «Это, милейший граф, вопрос совершенно не касающийся министерства двора». Я говорю: «Точно так, ваше величество, я только так высказал, но у меня мнения нет». Я говорил государю, как я вам говорю, что я честно не могу говорить мнение, когда не знаю.

Председатель. - Но, граф, частенько случалось, что вы обращались к государю с тем или другим советом, и государь вас останавливал?

Фредерикс. - Зачем же ставить себя в такое положение? Я совершенно не вмешивался.

Председатель. - Вам известен тот факт, что не только в широких кругах общества и народа, но и среди приближенных к особе императора составилось мнение о вас, как о стороннике так называемой немецкой партии?

Фредерикс. - Нет, т.-е. мне говорили. Я всегда говорю, что кто это про меня рассказывал, говорил величайшую ложь. Я жил довольно в стороне ото всего. Что набралось много немцев у двора, - я государю говорил, что это нежелательно; на это он говорил: «что же вы их держите?». Я сказал его величеству, что все это люди порядочные. Например, граф Бенкендорф; как же я ему скажу: «Вы всю жизнь служили, а теперь должны уйти, потому что война?». Ведь это - оскорбление для человека. Грюнвальд, который был по конюшенной части, не мной взят. Штакельберг придворным оркестром заведывал, тоже немецкая фамилия; вы помните одно, что я не немец. Наш род шведский. Мои именья в Финляндии. Мы пришли в Россию при Петре Великом. Когда была война между Россией и Швецией, взяли в плен одного из моих предков, я не помню, какая это генерация; он в Архангельске женился и, с тех пор, остался в России, сделался русским подданным, и все мы служили в России. Все, кроме меня, который Георгия не получил, потому что не было войны, были георгиевские кавалеры.

Председатель. - Значит, вы даже обращали внимание государя на окружающих немцев?

Фредерикс. - Обращал. Я с ними был вежлив, но интимной связи у меня не было, потому что те, с которыми я был интимен, были старики и, в большинстве, умерли.

Председатель. - Может быть, вы можете как-нибудь объяснить, почему такое мнение о вас сложилось, были какие-нибудь факты, которые давали повод так думать?

Фредерикс. - Лица, которые мне не благожелали и завидовали, что я занимал исключительное положение; действительно, я был самый близкий к государю, и государь говорил: «Я вас люблю, как второго отца, потому что вы всегда ровны, одинаковы, и я знаю, что я на вас могу положиться». Поэтому я еще строже относился к тому, чтобы советы давать. Это я предоставлял другим, а сам в это не совался. Неблагожелательные люди завидовали, что я близок к государю, и говорили то, что им в голову приходило. Это неправда, это ложь.

Председатель. - Вы помните, что тотчас после отречения среди придворных и военных образовалось настроение к вам враждебное, требование вашего ареста и вашего отозвания?

Фредерикс. - Не знаю. Я был уже болен и теперь очень болен. - Эта моя жизнь - это прямо моя могила.

Председатель. - Граф, что вам известно о влияниях на бывшего императора и на императрицу разных темных личностей?

Фредерикс. - Я Распутина никогда в глаза не видел, но я слышал про него, что это был чрезвычайно вредный человек.

Председатель. - Почему вы считали его вредным человеком?

Фредерикс. - Так я слышал. Извините за выражение, но мне говорили, что это мерзавец. Я никакого желания не имел его видеть. Может быть, это и незаслуженно, но я его невольно считал таким.

Председатель. - Но вам известно, что этот негодный человек имел влияние на некоторых лиц, близких ко двору бывшего императора, и на самого императора через его супругу?

Фредерикс. - Т.-е. на супругу имела большое влияние дочь Танеева - Вырубова, которая верила в этого Распутина. Я ей говорил: «Бросьте, ради бога, ведь желая добра, вы делаете величайший вред и государю, и императрице. Говорят, это форменный негодяй». - «Если бы вы его выслушали». - «Бог с вами, слышать и видеть не хочу». Я его, действительно, никогда не видел.

Председатель. - Вам известно, что, пользуясь личным влиянием, некоторые лица проводили враждебную народу политику через Распутина, через Вырубову и бывшую императрицу?

Фредерикс. - Я слышал, что Вырубова делала большой вред. Сколько мог, я это говорил, отца я давно знаю, я с ним служил. Говорю: «Не делайте, это дело нехорошее: вы делаете величайший вред императрице и государю, между тем говорите, что вы им преданы до гроба, и такую фальшивую политику ведете».

Председатель. - Вы имели в виду, что некоторые лица, желавшие иметь влияние на политику, пользуются этим путем?

Фредерикс. - Это мое мнение. Может быть, я ошибаюсь.

Председатель. - Кто же еще из придворных кругов делал эту политику, при посредстве Распутина?

Фредерикс. - Я от этого дела держался далеко, потому что был возмущен. Конечно, я не хотел даже слушать про те гадости, которые они там делали. Против меня были также военные сферы. Грех у них на душе. Кому я сделал вред? Никому, никогда.

Председатель. - Вы не станете отрицать, что в числе лиц, делавших эту политику, был и Воейков, дворцовый комендант?

Фредерикс. - Это - положительно нет. Он - помоложе меня и резкий. Я сам слышал, как он говорил ей крайне резкие вещи. Он говорил Вырубовой, что, если она будет так продолжать, он не желает иметь с ней никаких сношений.

Председатель. - Постарайтесь припомнить и изложить нам вкратце события, предшествовавшие отречению и последовавшие за ним. Когда вы выехали в ставку перед революцией?

Фредерикс. - Я вам скажу, что, с тех пор, как я хвораю, это ужасно как отразилось на моей памяти. Я в таком нервном состоянии, что не могу вам честно сказать, я не помню.

Председатель. - Вы вместе с императором за несколько дней до событий конца февраля выехали из Царского Села в ставку. Какие сведения стали приходить к вам из Петрограда?

Фредерикс. - Ко мне? Никаких.

Председатель. - Я имею в виду двор и самого императора.

Фредерикс. - Государь мне сказал: «Есть сведения, что вас хотят арестовать. Для меня это было бы еще лишним оскорблением, если бы в моем доме (я помню, что он сказал - не во дворце, а в моем доме) кого-нибудь арестовали, особенно моего министра двора. Поэтому вы сделаете мне одолжение, если выедете в Петроград».

Председатель. - Граф, это было уже после отречения и после революции.

Фредерикс. - Нет, до. Именно, он был императором и не хотел, чтобы меня арестовали в его дворце.

Председатель. - Что же вы сделали?

Фредерикс. - Выехал.

Председатель. - Когда?

Фредерикс. - Не могу сказать, потому что не помню. Я выехал и, когда проезжал через Могилев, в мой вагон вошла целая компания; один из этих господ говорит: «Вы арестуетесь». И меня арестовали.

Председатель. - Граф, вам память несколько изменяет. Мы хотим знать, что было при вас в дни, непосредственно предшествовавшие отречению императора. Например, что было в понедельник, 27-го февраля, в связи с тревожными для вас вестями из Петрограда?

Фредерикс. - Я не тревожился, я только просил разрешения у государя его не оставлять и остаться.

Председатель - Может быть, вы тревожитесь не за себя, а за других?

Фредерикс. - Знаете, такая придворная болтовня.

Председатель. - Я говорю не о придворной болтовне, а о донесениях властей, которые до вас доходили.

Фредерикс. - Они до меня не доходили. Я во всем держался в стороне.

Председатель. - Вы помните, что генералу Иванову было приказано итти на завоевание Петрограда, на борьбу с восставшим народом?

Фредерикс. - Я даже это не знал. В первый раз слышу.

Председатель. - Вечером 27-го февраля, в присутствии государя, Алексеева, вас и Воейкова было маленькое заседание, на котором бывший император хотел узнать мнение о событиях наиболее близких к нему людей?

Фредерикс. - Я не знаю, или я по старости все путаю. Я не помню, чтобы было у меня в квартире.

Председатель. - Не у вас в квартире, а в ставке, может быть, в вагоне?

Фредерикс. - Не помню. Я чистосердечно говорю - не помню.

Председатель. - Какое было ваше отношение к надвигавшимся событиям? Гроза надвигалась, и естественно шел вопрос, не сделать ли уступки народу?

Фредерикс. - Ко мне по этому поводу не обращались; как я вам говорю, я никогда не вмешивался в дела государственные, в это можете поверить.

Председатель. - Может быть, не нужно говорить о заседаниях, можно говорить о простом разговоре. Вспомните, что в присутствии вашем был возбужден вопрос, не согласиться ли на желание, которое приписывали Родзянко, дать конституцию?

Фредерикс. - Могу вам только сказать, что государь со мной почти не говорил. Он только сказал: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать». Когда же я хотел узнать, что он сказал, государь говорит: «Это не касается министерства двора». Он всегда так говорил.

Председатель. - Неужели в момент событий, столь важных для судеб России и трона, вы находили возможным оставаться в пределах вашего министерства двора?

Фредерикс. - Когда государь меня не слушает, что же я мог сделать? Он прямо говорил: «Это совершенно до вас не касается».

Председатель. - Когда зашел вопрос о требованиях вот этого толстяка Родзянко, вы не припомните, что Н. Н. Воейков убеждал императора не уступать Родзянко и не принимать его?

Фредерикс. - Это может быть, это было не при мне. Об этом я с Воейковым совершенно не говорил, потому что мы с ним разных взглядов.

Председатель . - В чем же была разница ваших взглядов?

Фредерикс. - В том, что он, например, сказал - не принимать Родзянко, а я сказал - как не принять, его надо принять. Но меня не спрашивают. Родзянко я давно знаю.

Председатель. - Что же, уступить или не уступить?

Фредерикс. - Принять.

Председатель. - Т.-е. уступить?

Фредерикс. - Опять его дело решить, я не могу. Я считал недобросовестным в дело вмешиваться, которое я не знаю. Если меня спросите, что теперь делать, то я заявил бы одно: чтобы дали мне спокойно умереть.

Председатель. - Граф, что вам известно о командировке в Петроград генерала Иванова?

Фредерикс. - Этого я не знаю. А когда Иванов был отрешен? Он, кажется, не командует ничем больше?

Председатель. - Он состоял, в момент этого поручения, при особе бывшего императора. Он не получил никакого назначения.

Фредерикс. - Он - добрый старик. С ним мы иногда рассуждали о разных делах.

Председатель. - Потом, вы двинулись с бывшим императором из ставки в Псков?

Фредерикс. - Меня уже не было. Я уже был арестован. Государя арестовали после меня.

Председатель. - Его арестовали, но он отрекся. Ведь вы знаете, где произошло его отречение?

Фредерикс. - Не помню.

Председатель. - Я могу напомнить вам, что вы уехали от бывшего императора 5-го марта, а отрекся он 2-го марта. Значит, путь из ставки в Псков вы проделали вместе с государем.

Фредерикс. - Нет, это наверно нет. Я это помню, потому что меня поразили слова государя, когда я сказал ему: «Ваше величество, я с вами приехал, позвольте вернуться с вами в Петроград», он сказал: «Нет, я прошу вас уехать теперь, потому что имею сведения, что на вас хотят сделать покушение, вас хотят арестовать. Для меня было бы крайне оскорбительно, если бы это случилось в моем доме». Я говорю: «Мне ужасно больно, ваше императорское величество, в такую минуту вас бросить, но я сегодня же уеду». В тот же день я уехал, а в Могилеве меня арестовали.

Председатель. - Скажите, разве во время поездок, за высочайшими завтраками и обедами, не говорилось о политике, не обсуждались государственные вопросы?

Фредерикс. - Нет. Государь всегда не любил говорить за столом о политических вопросах. Он всегда говорил с тем министром, который докладывал.

Председатель. - А во время прогулок не было бесед?

Фредерикс. - Во время прогулок… я не мог ходить. Я никогда во время прогулок не сопровождал государя. Государь молодой человек, а я старик, мне будет 79 лет, куда мне… А государь бежит так скоро, как лошадь. Я оставался, скучал дома. У меня развивалась нервная болезнь, которая теперь дошла до высшей степени. Я вам ничего интересного сказать не могу.

Председатель. - Граф, скажите, у вас много было прислуги в доме?

Фредерикс. - В доме, т.-е. когда его еще не сожгли?

Председатель. - Да, до событий.

Фредерикс. - И все, что там есть. Это - громадной ценности… все это сожжено… все мои документы, все мои бумаги, все портреты семейные, все, что у меня было, все сожжено…

Председатель. - Мне интересен вопрос о прислуге. Вы не помните, часть вашей прислуги была обязана по закону итти на войну, т.-е. отбывать воинскую повинность?

Фредерикс. - Нет.

Председатель. - А не принимали вы мер к тому, чтобы они не шли на войну?

Фредерикс. - Те, которые должны были итти, ушли. Например, выездной моей жены, солдат Преображенского полка, - он ушел.

Председатель. - Не принимали вы мер к тому, чтобы укрыть от воинской повинности ряд людей из числа вашей прислуги?

Фредерикс. - Чтобы я, старый солдат, это сделал. Я бы его выдал немедленно. И они прекрасно, все мои бывшие подчиненные, например, швейцар - старый конногвардеец…

Председатель. - Помните, у вас был повар Д. Еремеев?

Фредерикс. - Что он солдат, я не знал.

Председатель. - Затем управляющий Ктиторов?

Фредерикс. - Это до меня не касается. Я человек больной. У меня есть главноуправляющий, который, к сожалению, совершенно самовластно ведет мои дела, что для меня совершенно непрактично; но в том состоянии, в котором я нахожусь, да еще раз арестован, я своими делами заниматься не могу.

Председатель. - У вас был Церингер, Н. К.

Фредерикс. - Церингер был, только я хочу припомнить, где он был; а что, он тоже солдат?

Председатель. - В делах имеются сведения о целом ряде лиц. Я могу назвать 12 фамилий, из которых десять человек - ваша прислуга.

Фредерикс. - Да я никогда бы эту вещь не сделал.

Председатель. - Скажите, вы не имели никакого отношения к охранной агентуре?

Фредерикс. - Нет.

Председатель. - Вы признаете некоторых из этих лиц, например, истопника И. Ежова, вашими слугами?

Фредерикс. - Может быть.

Председатель. - Повар Д. Еремеев?

Фредерикс. - Да, и он очень хороший повар.

Председатель. - Буфетный мужик Савва Яков Иоган?

Фредерикс. - Его я не знаю.

Председатель. - Выездной Эммы Владимировны - И. А. Солтан?

Фредерикс. - Я его не знаю.

Председатель. - Наконец, ваш буфетчик, Д. А. Васин. Все эти лица фиктивно были чинами агентуры, а на самом деле, служили вам. Ведь служба у вас - не есть законный повод для освобождения от воинской повинности?

Фредерикс. - Но ведь они ничего незаконного не сделали.

Председатель. - И они, и вы - делали нечто незаконное. Они, по должности, должны были отбывать воинскую повинность, а вы устроили так, что они были фиктивными чинами охранной полиции, потому что они - ваша прислуга.

Фредерикс. - Мне это неизвестно, потому что, в виду моей болезненности, я очень мало занимался своими делами. Быть может, дворцовый комендант Воейков…

Председатель. - Но не сделал ли он этого по вашей просьбе?

Фредерикс. - Нет, я никогда бы об этом не просил; кто меня знает… Я столько лет, я всю жизнь прослужил на военной службе, чтобы я такую штуку сделал… Я сам начал с солдата в 1856 году…

Председатель. - Вы все время говорили, граф, что вы не вмешивались в дела политические и занимались только делами министерства двора. Вам известно было, что в 1915 году военный министр Сухомлинов был уволен от должности, о его действиях было назначено расследование, которое перешло потом в предварительное следствие, и он был привлечен по обвинению в государственной измене?

Фредерикс . - Я слышал. Только, насколько он действительно виноват, я не знаю.

Председатель. - Не принимали ли вы какого-нибудь участия в этом самом Сухомлинове?

Фредерикс. - Господи, да никакого. Я его знал в молодые годы, когда я командовал бригадой, а он был начальником штаба первой гвардейской кавалерийской дивизии. С тех пор мы потеряли друг друга из виду. Он женился, не знаю, кажется, не совсем удачно. Одним словом, мы домами не были знакомы.

Председатель. - Позвольте вас просить выслушать документ, который я сейчас оглашу: «По сведениям от лица из состава Государственной Думы, генерал-адъютант Сухомлинов избран как наиболее подходящий предлог для дискредитирования правительства и подкопа под самодержавие. Депутат Милюков заявил, что на Сухомлинове зиждется весь центр борьбы с Государственной Думой. Председатель совета министров Штюрмер знал заранее содержание возмутительной речи Половцова, бывшего его подчиненного. Генерал Поливанов эти ложные обвинения бывшего военного министра оставил без возражения. Под влиянием членов Государственной Думы на комиссию генерала Петрова производился нажим для того, чтобы добиться суда, который вызвал бы скандал, подрыв правительственной власти и привлечение к ответственности крупных лиц, до членов императорской фамилии включительно. По частным сведениям, сенатор Гарин высказался за то, что для обвинения не имеется никаких юридических данных. Опасение, что при таких условиях суда может и не быть, по необоснованности и бездоказательности обвинения, в речах членов Государственной Думы произносятся беспрерывно возмутительные нападки, намеки на какие-то письма, которые Сухомлинов якобы не желает выпускать из своих рук и т. п. инсинуации, вплоть до обвинения его чуть ли не в измене. Появляющиеся слухи о порученном будто бы Сухомлиновым назначении вызывают в Думе раздражение, новые выступления и ложь, на которую он лишен возможности возражать. Необходимо прекратить эту настоящую провокацию». Записка, которую я вам огласил, объявляет настоящее дело провокацией, направленной к дискредитированию правительства и являющейся подкопом под самодержавие. Вам известна эта записка?

Фредерикс. - Нет.

Председатель. - На ней имеется надпись: «Получено от В. А. Сухомлинова 17-го февраля 1916 года, гр. Фредерикс». Будьте добры посмотреть - ваша рука? (Передает Фредериксу бумагу.)

Фредерикс. - Вот видите ли, какие могут быть наговоры. Вот говорят, что я говорил то-то и то-то, а я в первый раз слышу. Я могу вам сказать, что по сходству оно похоже на мой почерк. Но чтобы я такую вещь написал, я могу поклясться, что я бы не сделал. Я бы поклялся, что я этого не писал, но я не могу поклясться.

Председатель. - Это только похоже на ваш почерк или это ваш почерк?

Фредерикс. - Я говорю: похоже, что не я писал. Я готов поклясться, что не писал.

Председатель. - Вы готовы поклясться, что не писали?

Фредерикс. - А сходство есть безусловно.

Председатель. - Граф, вы, может быть, желаете отдохнуть, я вас утомил?

Фредерикс. - Разрешите мне сделать вам заявление. Позвольте мне сидеть или стоять, как я хочу, потому что я иногда больше сидеть не могу, а в другой раз больше стоять не могу. Одним словом, я больной человек, очень много действует на мое здоровье тот образ жизни, который мне создан.

Председатель. - Позвольте вас допросить, а потом мы об этом поговорим. Вы можете стоять или сидеть, как вам угодно будет. Быть может, вы вспомните, при каких обстоятельствах вы получили эту записку?

Фредерикс. - Но зачем он мне это пишет?

Председатель. - Вспомните, пожалуйста, что год с небольшим тому назад Мосолов сделал вам в присутствии Б. В. Штюрмера доклад по делу Сухомлинова.

Фредерикс. - Очень жаль, что Мосолова нет. У него память лучше моей. Он все-таки это знал.

Председатель. - Оглашается письмо за подписью А. А. Мосолова от 23 февраля 1916 г. на имя Штюрмера: «Глубокоуважаемый Борис Владимирович, согласно выраженного вашим высокопревосходительством желания, поспешаю представить вам список с моего доклада гр. Фредериксу, который имел честь прочесть вам вчера в присутствии графа. Пользуюсь этим случаем, чтобы возобновить мои уверения отличного моего почтения и совершенной преданности. Всегда к услугам вашим А. Мосолов». Затем позвольте огласить доклад от 21 февраля: «Ожидание решения по делу Сухомлинова во всех слоях общества и населения волнует умы. Общий голос народный высказывается за то, чтобы его судили по всей строгости закона. Мотивы, побуждающие требовать суда над Сухомлиновым, весьма разнообразны. Народные массы требуют суда, ища виновника временных неудач на войне, приписывая их исключительно недостаточности снабжения армии оружием и боевыми припасами. Он является для толпы виновником гибели массы солдатских жизней, требующих возмездия. Из политических партий благомыслящие монархические желают суда, для справедливого наказания за совершенные преступления, если таковые будут доказаны беспристрастным судом. Эти элементы сравнительно малочисленны и во всяком случае не занимаются пропагандою, но другая часть политических партий, именно та, которая особенно энергично агитирует в народных массах, это антимонархические элементы, которые хотят взвинтить суд над Сухомлиновым во всесветный скандал, дискредитирующий правительство и могущий нанести сильный удар монархическому принципу. Вопрос о предании суду Сухомлинова по закону подлежит рассмотрению I департамента государственного совета. При утверждении государем императором решения I департамента Сухомлинов подлежит преданию верховному суду. Этот вполне закономерный порядок казался бы наиболее соответствующим, как более других снимающий личную ответственность с государя императора, но ранее чем на него решиться, следует принять во внимание последствия, вызываемые преданием Сухомлинова верховному суду, - а именно: 1) Дело затянется на месяцы. 2) Сухомлинов, защищая себя, притянет к делу массу лиц и неминуемо дискредитирует правительство, а в частности военное ведомство, что неминуемо, не только в Думе, но и в народе нанесет чувствительный удар правительственной власти, не говоря уже о впечатлении, произведенном этим делом на наших союзников, и ликовании в рядах наших врагов. 3) За тайну производства верховного суда ручаться нельзя при большом числе судей и причастных к делу лиц, когда суждение даже в совете министров на следующий же день комментируется уже в клубах и биржевых кругах. 4) Следствием огласки того, что происходит в судебных заседаниях, может явиться и огласка военных тайн, что теперь едва ли допустимо. 5) Суд над Сухомлиновым неминуемо разрастется в суд над правительством. Эхо происходящего в суде раздастся преувеличенно в кулуарах Думы, откуда в чудовищных размерах разольется на улицу и проникнет в искаженном виде в народ и армию - пятная все, что ненавистно народу, - полагаю при этом, что правительство, несмотря на все им принятые меры, не будет иметь полной уверенности оградить верховную власть от брызг той грязи, которую взбаломутит этот суд. 6) Наконец, является вопрос, - допустимо ли признать гласно измену военного министра Российской империи. Казалось бы, что по изложенным причинам верховный суд над Сухомлиновым недопустим. Непредание Сухомлинова суду тоже немыслимо, как в виду общественного мнения страны, так и потому, что масса подробностей следствия проникла уже в Думу и там обсуждается. Если было бы возможно, невзирая на право Сухомлинова быть судимым верховным судом, - передать дело о нем в военно-полевой суд, то этим сократилось бы время, возможно бы до минимума, уменьшить огласку происходящего на суде, а государь император мог бы указать те поступки, которые бы судились и тем весь этот суд остался бы в размерах личных проступков и преступлений Сухомлинова. Решение вопроса, возможно ли Сухомлинова судить военным судом за деяния его в бытность министром, может только последовать при рассмотрении этого вопроса опытными юристами. Если бы предание военному суду оказалось невозможным, то казалось бы, общественное мнение могло бы вполне удовлетвориться, если вопрос о предании суду будет теперь же решен в положительном смысле, но самый суд будет отложен до окончания войны. Теперь же, для удовлетворения того же общественного мнения, не ожидая предстоящего суда, - если данные следственной комиссии в достаточной мере доказывают виновность Сухомлинова, то представлялось бы необходимым испросить высочайшего указания государя императора о лишении Сухомлинова звания генерал-адъютанта и заключения его до суда в крепость или же разжаловать его в солдаты с отправлением на персидский фронт, - последнее, конечно, лишь в том случае, если его величество не признает в деяниях Сухомлинова измены. Во всяком случае напряженность ожидания решения вопроса о Сухомлинове теперь так велика, что для правильного течения дел государственных необходимо возможно безотлагательно принять то или иное решение». Эта записка направлена опять к тому, чтобы, по возможности, ограничить гласный суд над Сухомлиновым, потому что это вредно для престола. Да еще неизвестно, допустимо ли, чтобы гласно был признан изменником военный министр Российской империи. Граф, ведь тут есть имена: это ваша беседа со Штюрмером и с Мосоловым. Что вы можете объяснить по этому поводу?

Фредерикс. - Но я ничего вам не могу сказать, потому что не помню.

Председатель. - К категории тех же попыток затушить через вас дело Сухомлинова относится следующий проект рескрипта бывшего императора на имя военного министра Сухомлинова: «Ознакомившись с докладом назначенной мной верховной комиссии по расследованию причин недостаточного пополнения запасов воинского снабжения армии, я пришел к заключению, что нет фактических данных относить это исключительно к вашей виновности. В короткий сравнительно срок после предшествовавшей войны вы смогли, при известных мне не легких условиях, восстановить боевую готовность армии настолько, что она блестяще отмобилизовалась, сосредоточилась, и доблестные войска наши второй год ведут упорную борьбу с сильными врагами. Признаю поэтому справедливым выразить вам мою благодарность за понесенные в этом деле труды и разрешаю воспользоваться продолжительным отпуском для восстановления расстроенного вашего здоровья». Вы не припомните такого проекта?

Фредерикс. - Я совершенно мало знаю Сухомлинова. Я презирал его и очень мало видел. Прежде, когда он был молодой человек, дело другое.

Председатель. - Когда и за что вы стали презирать Сухомлинова?

Фредерикс. - Теперь, когда начали слухи ходить, я перестал с ним быть знакомым.

Председатель. - Как же вы перестали быть знакомым, а 17 февраля 1916 года делаете пометку, что от Сухомлинова получили документ?

Фредерикс. - Я не знал содержания, но - что он мне передал. Тогда я объявляю, если мне кто-нибудь даст бумагу, я передам ее, а не оставлю у себя.

Председатель. - Зачем же вам от человека, с которым вы раззнакомились и которого презираете, брать бумагу, которая не относится к министерству двора, а относится к его собственному делу?

Фредерикс. - Если бы Мосолов здесь был, он мне помог бы припомнить, что вот в такой-то комнате. Я откровенно говорю, я не помню. Это очень для меня прискорбно, потому что я не могу ответить на те вопросы, которые вам желательно было бы знать.

Председатель. - Чем объясняется, что вы ходатайствовали перед председателем совета министров Штюрмером, чтобы Сухомлинову дали несколько больше удобств в крепости, чтобы его перевели в другую комнату, так как, по заявлению госпожи Сухомлиновой, в помещении есть клопы?

Фредерикс. - Это я сделал бы для всякого, для того, чтобы не пытать людей. Ну, он - дрянь, это дело его совести. Если я увижу, что этот Сухомлинов будет тут тонуть, то, конечно, постараюсь его вытащить. Нельзя же мне сказать: «Послушайте, как же вы такую дрянь спасаете?» - Да потому, что он - человек.

Председатель. - Но Сухомлинов не тонул, он сидел под арестом, а госпожа Сухомлинова жаловалась, что в помещении его есть клопы, и вы по этому случаю берете на себя предстательство за него.

Фредерикс. - Я не знаю, почему он обратился ко мне о клопах; кто-нибудь попросил, тот же Мосолов, может быть.

Председатель. - Вы не помните, что вы просили Штюрмера, чтобы Сухомлинова не ели клопы?

Фредерикс. - Этого я не помню. Я мало этим интересовался.

Председатель. - Разве вы не помните, что была сделана попытка предать Сухомлинова военно-полевому суду, чтобы было меньше огласки?

Фредерикс. - В этом я не принимал участия. Я вообще, за последнее время, очень мало принимаю участия. Я не в состоянии. Теперь у меня одно - готовиться к смерти с чистой совестью, больше ничего. Служить или что, куда мне. Я такого человека, как я, сам пожалел бы. Когда мог, я делал добро, помогал всегда.

Председатель. - Граф, как ваше имя и отчество?

Фредерикс. - Владимир Борисович.

Председатель. - В каких отношениях вы были с князем Андрониковым?

Фредерикс. - Кто он такой, Андроников? Он военный?

Председатель. - Ни военный, ни штатский, неопределенных занятий был человек. Занимался тем, что писал письма и проводил всякие дела.

Фредерикс. - Ах, знаю! Ни в каких отношениях, насколько я могу вспомнить. Я всегда отказывал ему в приемах. Он всегда вмешивался в дела, до него не касающиеся, очень много болтал, и я всегда его просил меня не впутывать в дела. Он очень красноречив, хотел объяснить, что это моя обязанность. Мосолов этого Андроникова ненавидел, выходил обыкновенно и прямо его выставлял из моего дома. Я припомнил теперь - такой толстый, белокурый.

Председатель. - Граф, если вы так относились к Андроникову, чем объясняется то, что верноподданнические телеграммы Андроникова вы доводили до высочайшего сведения?

Фредерикс. - Он часто через разных лиц. Государь его знал.

Председатель. - Нет. Но именно вы - доводили до сведения.

Фредерикс. - Шутя, чтобы государь не поверил. Государь тоже спрашивал, что это за человек. Я говорю: «Репутация у него отвратительная. Больше я ничего не могу сказать, потому что подтвердить этого я не могу, особенно в глазах вашего величества». Он ко мне лез, я его не знаю. Я всегда держался в стороне. Не понимаю, как меня притянули. Люблю охоту, это дело другое, а вмешиваться в дела, меня не касающиеся, - это не мое дело.

Председатель. - Граф, вы получали от кн. Андроникова письма по государственным делам?

Фредерикс. - Получал, но я их не читал. Я передавал это Мосолову.

Председатель. - Часто бывало, что вы докладывали его телеграммы «для шутки», как вы говорите, государю?

Фредерикс. - Нет, я передавал. Это лежит в канцелярии министерства двора. Что я буду держать письма? Мне мало интересен этот Андроников. Когда он придет в канцелярию и скажет: «Мне только на два слова», я говорил тогда Мосолову: «Пожалуйста, вы с ним сидите, и, после двух слов, уведите его».

Председатель. - Вы не припомните, что тот же Андроников составил какую-то работу к юбилею Горемыкина? Эту работу Андроникова вы препроводили государю императору.

Фредерикс. - Это в канцелярии делали. Говорил мне Мосолов или нет, но Андроников мне лично ничего не передавал, потому что я с ним никаких дел не хотел иметь.

Председатель. - Важно то, что вы эту брошюрку предлагали государю императору, хотя она ко двору никакого отношения не имела. Мосолов пишет Андроникову: «Милостивый государь, князь Михаил Михайлович, по поручению г. министра императорского двора имею честь сообщить, что доставленная вашим сиятельством для поднесения государю императору брошюра, посвященная деятельности председателя совета министров статс-секретаря И. Л. Горемыкина, представлена по высокому назначению, и за означенное подношение повелено благодарить вас от высочайшего его императорского величества имени. Примите, милостивый государь, уверение в истинном почтении и совершенной преданности. А. Мосолов».

Фредерикс. - Это может быть, что я передал брошюру.

Председатель. - Есть еще целый ряд писем на ваше имя от Андроникова по поводу деятельности различных министров и разных вопросов государственной жизни.

Фредерикс. - Писем я не читал, безусловно. Во всяком случае, не помню. Он много писал, это верно, но он меня мало интересовал, и что я не высокого мнения о нем, это тоже верно. Он, кажется, не глуп…

Председатель. - Вот телеграмма, в которой вы благодарите его за поздравление. Так что вы не только принимали письма, но в некоторых случаях и отвечали.

Фредерикс. - Это может быть связано с моими именинами. Тогда я из вежливости ответил.

Фредерикс. - Это может быть, потому что я всегда вежлив. Если меня кто-нибудь поздравляет, я всегда отвечаю.

Председатель. - Граф, что вам известно об организациях «Союза русского народа»?

Фредерикс. - Ничего.

Председатель. - Вам не приходилось, исполняя чье-либо поручение, обращаться к этого рода организации с циркулярными обращениями? Может быть, тоже по случаю какого-нибудь поздравления?

Фредерикс. - Я не знаю, что это такое за учреждение.

Председатель. - Граф, что угодно вам сказать по поводу вашего положения?

Фредерикс. - Когда человек поступил на службу в 56 году, это все-таки известный срок; за службу я, кроме благодарности, ничего не имел. Я поступил во время крымской войны нижним чином, охотником, в Конный полк. Потом прослужил всю службу в Конном полку. Потом при императоре Александре II я был произведен в офицеры конной гвардии, в 58 году. Потом служил в Конном полку до полковничьего чина, когда государь император назначил меня командиром полка. Командовал я этим полком Конной гвардии 8 лет. После этого я получил бригаду, еще будучи командиром полка, мне дали бригаду. Так что я бригадой командовал 10 лет, Кавалергардским и Конным полками. Я хотел заявить, что мои жизненные условия теперь для меня ужасно тягостны. Я живу в больнице, под стражей. Раньше были преображенцы, а теперь Финляндский полк.

Председатель. - Граф, я должен сказать, что мы не имеем отношения к вашему содержанию под стражей. Вы арестованы по распоряжению Временного Правительства. Мы можем довести до сведения министра юстиции о том, что с нашей стороны не имеется препятствий, но сами освободить вас не можем.

Фредерикс. - Я понимаю. Только, чтобы он не принял это в дурную сторону, чтобы мне не было хуже, не дай бог. Я хочу только сказать, какого рода мое состояние. Ко мне приставили 4-х человек. Дверь моя должна быть открыта постоянно. В дверях сидит часовой с ружьем со штыком. Сидит и смотрит, когда я лежу в кровати. Я всю ночь дверь не могу закрыть. Одеваясь, я должен все детали моего туалета делать при нем, всегда перед этим человеком, который стоит и смотрит, как я одеваюсь.

Председатель. - Граф, позаботьтесь о том, чтобы ваша супруга и дочь хлопотали перед министром юстиции.

Фредерикс. - Они уже это сделали. Моя жена очень серьезно больна сердцем и не может ко мне приехать, и я не могу видеть ее. За что? Что я сделал?

Председатель. - Граф, это будет сделано.

Фредерикс. - Пожалуйста, только, чтобы не стало хуже. Хуже трудно, чтобы сделали. Вообще, ужасная грубость этих людей, они - на «ты».

Председатель. - Граф, нужно пожаловаться их начальству.

Фредерикс. - Ради бога, чтобы меня не перевели еще в крепость. Я не выживу там недели, умру. Они говорят так: «Ну, слушай, тебе вот до этого места ходить». - «Почему? Меня вчера пускали…». - «Ну, я не намерен с тобой разговаривать». Я говорю: помилуйте, чтобы с генералом так говорил нижний чин. Я, как старый военный… Разве вас не возмущает подобное обращение?

Председатель. - Да, конечно. Вы должны были сказать начальству, и это было бы прекращено.

Фредерикс. - Я сообщал, но никакого результата нет.

Председатель. - Вы в какой больнице?

Фредерикс. - Во французской. Очень прискорбно для нас, потому что французские доктора и другие, кто там, все вежливы, а наши - все грубы неимоверно.

Председатель. - Граф, мы сообщим министру юстиции.

Примечания:

«которая», надо : «которое».

«Грюнвальд», надо : «Гринвальд».

«Н. Н. Воейков», надо : «В. Н. Воейков».

«Эммы Владимировны» - Э. В. - младш. дочь гр. Фредерикса (см. указ.).

«похоже, что не я писал», надо : «похоже, что я писал».

16 (28) ноября 1838 г. в окрестностях Хельсинки в семье военного родился Владимир Борисович Фредерикс, русский государственный деятель, министр Императорского двора (1897-1917), граф (1913), член Государственного Совета Российской империи (1905).

Фредерикс вёл свой род от поселённого в Архангельске пленного шведского офицера, потомок которого дорос до банкира российской императрицы Екатерины II и получил баронство. Владимир Борисович получил хорошее домашнее образование. Поступив на службу в 4-й дивизион лейб-гвардии кавалерийский полк унтер-офицером, дослужился до командующего конной гвардией. Барон стремительно продвигался по военной службе, и в середине 1890-х гг. был удостоен звания генерала от кавалерии.

Карьера государственного деятеля для Фредерикса началась в 1871 г., когда он получил должность флигель-адъютанта императора Александра II. При Александре III барон был сначала назначен управляющим императорским конным двором, а затем на правах товарища министра стал занимать должность помощника министра Императорского двора и уделов. В 1897 г. указом императора Николая II он был назначен министром Императорского двора. Данное ведомство, созданное в 1826 г. , находилось вне контроля Сената и других высших органов власти и подчинялось исключительно императору. Министерство объединяло все части управления делами придворного ведомства, включая земельные имения государя, доходы от которых обеспечивали содержание императора, членов его семьи и императорского двора. На посту министра Фредерикс не искал власти, славы или влияния при дворе, за что пользовался доверием государя и членов императорской фамилии.

В 1900 г. Фредерикс был произведён в генералы от кавалерии, а через пять лет стал членом Государственного Совета и командующим главной квартирой императора. С этого периода и вплоть до отречения Николая II от престола в марте 1917 г. он являлся одним из наиболее приближённых к государю, неизменно сопровождая его в поездках. Будучи увлечённым автомобилистом, он вошёл в число пионеров этого вида транспорта в России. С созданием в 1909 г. Императорского российского автомобильного общества (ИРАО) барон был назначен его президентом. Высокое положение его при государевом дворе и полное доверие российского императора обеспечивали существенное влияние ИРАО на решение проблем развития автомобилизма и спорта в России.

Барон Фредерикс был удостоен всех высших российских орденов: Святого Станислава 1-й степени (1883), Святой Анны 1-й степени (1886), Святого Владимира 2-й степени (1889), Белого Орла (1895), Святого Александра Невского (1899), Святого Владимира 1-й степени (1906), Святого Апостола Андрея Первозванного (1908). В 1908 г. он был избран почётным жителем города Новониколаевска, «ввиду его заслуг городу в деле выкупа земель у Кабинета Его Величества». В том же году к 50-летию «примерного служения» Высочайшим рескриптом Фредерикс также был пожалован кавалером Ордена Андрея Первозванного. В ознаменование празднования 300-летия царствования дома Романовых в 1913 г. он был произведён в графский титул. Фредерикс прославился в России не только своей верной службой государю, но также и благотворительными делами.

После начала Первой мировой войны в 1914 г. граф Фредерикс сопровождал Николая II в его поездках по стране и в ставке командования российскими войсками в Могилёве, пользуясь огромным доверием императора. Однако к тому времени здоровье графа пошатнулось: он перестал заниматься государственными делами, сосредоточившись на управлении имуществом императора в канцелярии Министерства Императорского двора. Тем не менее, Фредерикс вошёл в российскую историю как один из тех, кто скрепил своей подписью судьбоносный для России документ - манифест об отречении императора Николая II от престола . Вскоре после этого Городская Дума Новониколаевска приняла постановление «Первого Почётного жителя города Новониколаевска, министра Двора, графа Фредерикса лишить этого почётного звания». Поводом к данному решению стало недовольство местных депутатов поступком графа, хотя скрепление подписи императора входило в его непосредственные обязанности как министра Двора.

После отречения российского императора граф по требованию Временного правительства был удалён из резиденции Николая II и через несколько дней арестован в Гомеле рабочими-железнодорожниками. При обыске в вагоне поезда у Фредерикса отобрали печать министра, оружие и дневники. По личному приказу А. Ф. Керенского и А. И. Гучкова он был доставлен в Таврический Дворец и допрашивался следователями Чрезвычайной следственной комиссии, после чего «за неимением вины» был освобождён и долгое время пребывал на лечении в Евангелической больнице, а затем безвыездно жил в Петрограде.

В 1924 г. Владимир Борисович Фредерикс получил разрешение советского правительства эмигрировать за границу. В том же году он выехал с дочерью в Финляндию в своё имение неподалеку от г. Гранкулла, где и скончался 5 июля 1927 г.

Лит.: Земляниченко М. «Old gentleman» Фредерикс и император Николай II. М., 2007; Колоколов Б. Г. Жандарм с царём в голове. М., 2009; Письма П. А. Столыпина барону В. Б. Фредериксу [Электронный ресурс] // Хронос. 2000. URL: http://www.hrono.ru/libris/stolypin/stpn_freder.html#19070822 .

См. также в Президентской библиотеке:

Барон В. Б. Фредерикс - министр Императорского Двора и генерал-майор В. Н. Воейков - дворцовый комендант у резиденции Николая II: [фотография]. 1914 ;

Булла К. К. Портрет министра двора барона В. Б. Фредерикса в форме конного полка: [фотография]. . ;

Он же. Портрет министра двора барона В. Б. Фредерикса в форме конного полка: [фотография]. ;

Император Николай II и министр двора В. Б. Фредерикс на террасе Ливадийского дворца: [фотография]. Ливадия, 1913 ;

Министр Двора Его Императорского Величества барон В. Б. Фредерикс беседует с Императором Николаем II у Храма-палатки Императора Александра I в дни торжеств на Бородинском поле по случаю 100-летия Отечественной войны 1812 года: [фотография]. Бородино, 26 августа 1912 ;

Министр Императорского Двора, граф В. Б. Фредерикс, сопровождающий Императора Николая II во время его визита в Одессу, во время встречи на вокзале: [фотография]. Одесса, 9 мая 1916 ;

Министр Императорского Двора В. Б. Фредерикс присутствует на смотре войск в Ялте: [фотография]. Ялта, [между 1913 и 1914] ;

Министр Императорского Двора, член Государственного Совета, барон В. Б. Фредерикс проходит по Бородинскому полю после освящения памятника Бородинскому сражению в дни торжеств по случаю 100-летия Отечественной войны 1812 года: [фотография]. Бородино, 26 августа 1912 ;

На «Штандарте»: [фотография]. Яхта «Штандарт», 1906 ;

Осмотр форта № 1: [фотография]. Перемышль, 1915 ;

Отношение министра иностранных дел А. П. Извольского от 23 декабря 1909 г. к министру Императорского Двора барону В. Б. Фредериксу с перечнем одобренных императором мероприятий в связи с приездом в Санкт-Петербург китайского принца Цзай-Сюна с приложением списка лиц свиты принца [Документ]. 1909 ;

Прибытие Президента Франции А. Фальера на встречу с Императором Николаем II, Ревель, 28 июля (10 августа) 1908 года: [фрагменты кинохроники]. СПб., 2011. - 1 видеоролик (4 мин. 20 с.) ;

Прохождение церемониальным маршем по площади на лошадях: [фотография]. [Красное Село], 1912 .

Которую никогда не ставил Министр Двора Императора Николая II генерал-адъютант граф Владимир Борисович Фредерикс:

Б езусловно, Министр Двора граф Фредерикс обладал превосходным, отточенным десятилетиями службы каллиграфическим почерком, чего невозможно сказать о подписи на бланке (ГА РФ, ф. 601, оп. 1, д. 2100а, л. 5, открывается в полном размере), неуверенно наведённой чернилами поверх карандаша. Написание большинства букв и окончания подписи не соответствуют подлинным:

Более того, сам бланк был составлен из двух бумажных половин, которые ранее были аккуратно склеены между собой узкой полоской папиросной бумаги, подклеенной к оборотной стороне документа вдоль горизонтальной линии, проходящей приблизительно вдоль поперечной оси симметрии листа по машинописной строчке «...почли МЫ долгомъ совести облегчить народу НАШЕМУ тесное... » (ГА РФ, ф. 601, оп. 1, д. 2100а, л. 5об., открывается в полном размере).

Граф В.Б. Фредерикс на допросе, произведённом Чрезвычайной Следственной Комиссией Временного Правительства об « » Императора Николая II заявил, что не находился тогда при Государе и ещё до 2/15 марта 1917 года выехал в Петроград и был арестован .
Для того, чтобы Фредерикса не было в то время рядом с Царем, были веские причины. Первую высказал сам Государь: «Есть сведения, что Вас хотят арестовать. Для меня это было бы ещё лишним оскорблением, если бы в моём доме кого-нибудь арестовали, особенно моего министра двора. Поэтому Вы сделаете мне одолжение, если выедете в Петроград».

На что Фредерикс ответил: «Мне ужасно больно, Ваше Императорское Величество, в такую минуту Вас бросить, но я сегодня же уеду». В тот же день Фредерикс уехал, и в Могилеве его всё же арестовали.

Сканы стенографического отчёта допроса прилагаются:

Второй причиной, по которой Фредерикс должен был ехать в Петербург явилось разграбление и сожжение его собственного дома, после чего супруга и дочери Фредерикса были доставлены в конно-гвардейский госпиталь:
«27 февраля с 10-ти часов вечера подстрекаемые провокаторами солдаты Кексгольмского полка начали собираться около находившегося как раз напротив их казарм дома графа Фредерикса. Престарелый (род. 1838) министр императорского Двора и уделов, ведший свой род от выходцев из Швеции, имел несчастье носить нерусскую фамилию. Нашлось немало желающих принять участие в борьбе с «германским шпионом и предателем Родины». Сначала толпа пыталась разглядеть пулемёты, якобы установленные на крыше особняка, затем начала стрелять в нижние окна. Однако ломать двери осаждающие не решились и около 2 часов ночи солдаты отправились восвояси. С утра следующего дня - 28 февраля - Конногвардейский бульвар опять оказался заполнен возбуждённой расхристанной солдатнёй и, под угрозой оружия, прислуга графского дома отворила ей двери. В особняк постепенно набилось около тысячи солдат, матросов, выпущенных из тюрем арестантов, агитаторов, случайных прохожих. Если первые группы ворвались под предлогом поиска и изъятия оружия, то присоединившиеся позднее уже совершенно не скрывали своей цели: начался грабёж. Среди агитаторов, по типу, в основном, похожих на евреев, был и известный актёр Мамонтов-Дальский, не побрезговавший присвоить пару чучел громадных сибирских медведей. В конце концов, дом был подожжён с нескольких сторон и уничтожен пожаром. Весь этот кошмар переживали находившиеся внутри дома больная старуха-супруга В.Б.Фредерикса и две его дочери. Им чудом удалось выбраться живыми из разграбленного семейного гнезда».

Источники:
1. Антонов Б.И. «Императорская гвардия в Санкт-Петербурге», СПб, 2001 г., стр. 257-259 (по воспоминаниям зятя графа В.Б. Фредерикса - В.Н. Воейкова).
2. Ростковский Ф.Я. «Дневник для записывания... (1917-й: революция глазами отставного генерала)», М., 2001 г., стр.203.

Из письма Императрицы Александры Феодоровны от 2/15 марта 1917 года также узнаём: «Сожгли дом Фред(ерикса), семья его в конно-гвард. госпитале».